- ..отрезал кошкам лапы.
Голос диктора оборвался, точно бы он сам поразился той новости, что только что была сообщена им миллионам телезрителей.
А ведь всего-навсего выключили телевизор.
Какова вероятность того, что владельцы кинокомпаний (если вообразить тех, кто не связан с политикой и не имеет возможности отмыть деньги как с пропустившего последний выпуск ток-шоу зрителя, так и с принципиально не приобретавшего себе техники) начинают паниковать, подобно тому, как это представлено в некоторых экземплярах кинематографа Штатов, метаться в поисках средств привлечения внимания к программах и передачам? Остались ли в большом бизнесе те, кто может реально быть взволнован тем, что потенциальный клиент (на манер знатных особ Римской Империи) не смотрит? Для идеалиста решение проблемы внушаемости и поныне остаётся таким очевидным: тотальный отказ от телевидения.
"На поруки родителям сдали подростка, отрезавшего столичным кошкам лапы". Мальчуган, если его ещё достанет у кого-либо сил именовать так, тоже отличался столичностью.
С трудом, впрочем, представляю себе, как бы я повёл себя, окажись невольным свидетелем таких "проделок"; или вернее, как бы в таких обстоятельствах не оказаться "мужчиной, пришившим десятки кошачьих лап, отрезанных подростком, этому самому подростку в самых неожиданных местах".
Конечно, для приобретения (сомнительного, как и любое другое, дарующее привилегии в отношении живых созданий) права зваться жителем столицы и даже коренным, к великому зубному стыду и радости вездесущих дантистов, жителем не надо прилагать больших усилий - этого, во-первых, не оценят, во-вторых, не компенсируют, в-третьих, человек разумный узрит в приобретении права лишь мотив к совершению противоправных действий в отношении тех, кто лишён прав (или наделён противоположными) - а значит, решительно отторгнет то общество и те институты, что проявляют наиболее активную заинтересованность в его персоне (индивидуальных ресурсах, интеллектуальных и материальных). Адвокат Дьявола бы назвал это эскапизмом.
"На поруки родителям сдали школьника, ломавшего крылья столичным голубям".
И вовсе необязательно, что упомянутые родители попытались однажды сломать крылья твёрдому хорошисту! Чувство озлобленности не всегда играет роль в мироустройстве насильника. Скорее всего, если гораздо позже, в каком-нибудь разговоре за бутылочкой отечественного вина подросший и остепенившийся (завёл голубятню) крылоправ наоборот обронит нечто подобное, попытается представить себя в глазах собутыльника продуктом коллективной безответственности - скорее всего, что никакой "сложной психологической обстановке" места в детстве не нашлось.
Дело обстояло гораздо проще: ребёнок, будучи в первых классах, допустим, престижного заведения, обратил внимание на удовольствие, практически физиологическое, испытываемое им от самого привычного звука протаптываемой им во вчерашнем насте тропинки. Примерно в то же время мальцу довелось стать свидетелем того, как внушающий суеверный ужас сосед или потворствующий нездоровой привязанности родитель, покидая мелом вычерченную нишицу утром (или пристраиваясь в сумерках) на стоянке, не слишком приветливо похлопывает по спине прикорнувшего под прикрывающей от февральского ветра покрышкой бродяжничающего эльфа-хлебопёка, прицепившего к собственной физиономии, смеха ради, вылепленную из волшебной рыжей глины раковину, принятую мальцом, в связи с военным положением так и не добравшимся ни до Крыма, ни до Одессы, ни до Гоа, ни до Берега Слоновой Кости, за клюв такой привычной в границах любого цивилизованного города и не менее от того обольстительно воркующей пернатости..
В конце концов, какая гарантия может быть того, что Ваша неосмотрительность не будет истолкована в качестве закономерности и руководства к действию Вашими детьми?
Системы психологического и философского формирования личности сходятся в том, что лучшим в воспитании является не заповедь, а пример, желательно, чтоб собственный. И родитель, при желании и достаточной дисциплине, вполне может найти время для совершения нескольких, достойных зваться примерными, действиями (в то время, когда ребёнок наиболее чувствителен к восприятию и оценке происходящего с его родственниками), или что даже представляется более действенным - попросить незнакомца повести себя благородно на глазах у чада (в отношении сверстников, подрастающего организма, его близких или "братьев меньших").
Вопрос в том, отчего столь редки такие решения, начинающие считаться исключениями, соответственно, исключаясь из повседневности, обращаясь в события фантастического порядка, городские легенды, фамильные (устные) ценности, эпос, лирику, драму?
Устроена ли система экономически выгодных (не участникам, а покровителям и структурам правоохранения) отношений таким образом, что истинное (искреннее, без лишней мелодраматизации) благородство оказывается исключено из достояний несведущей общественности ещё до того, как ему предстоит быть воплощённым и (без надобности) доказанным?
Подросток, отрезавший лапы кошкам, возможно, собирал эти лапки, высушивал и делал амулеты для родных и близких, оберегающие их от потустороннего влияния, которым так изобилует Всемирная сеть. Можно предположить, контролируемое суеверием, но благое намерение в действиях насильника (история, так сказать, изобилует), но теряет ли оный, даже если вину его ещё только предстоит доказать, право зваться полноправным гражданином той страны, где произошло доселе неслыханное? И не снимает ли общество тем с себя ответственность за жизненную позицию собственного порождения, когда устанавливает определённую меру пресечения, назначает наказание (по прямой аналогии с вознаграждением)?
И что же как не страх руководит отрекающимся от собственного чада, страх перед изобличением того, чем страшащийся является сам по себе? Отвращение по отношению к тому, чего общество не находит воли и умения в себе изменить.
...
.Nathless I have been a tree amid the wood
and many new things understood
that were rank folly to my head before
(The Tree, Ezra Pound, ~1908)
Это заключение авторства Эзры Паунда, признаюсь, практически погружает меня, услышавшего новость об упомянутом киевском мальчишке, в состояние, сравнимое с таковым режиссёра Гурвитца, снимавшего суд Эйхманна в 1961 в Израиле, как это представлено в the Eichmann Show (2015): "Как ты можешь просто сидеть и слушать?"
Что любопытно, мне неизвестен возраст преступника, но логика ("отдан на поруки родителям") подсказывает именно подростковый - существует в психике некое предубеждение против именно этого периода развития личности; неприятие собственного опыта (жестокость по отношению к животным и людям), конечно, играет роль, но какую? Легко вообразимо и до отвращения просто ощутимо: ты накручиваешь кошачий хвост на руку, не считая это даже игрой.
О чём, мать твою, думалось и можешь ли ты вполне искупить вину за весь, нанесённый невинный созданиям, вред!?
No comments:
Post a Comment