.Tu centum aut plures inter dominabere nymphas:
nam centum aut plures flumina nostra tenent
(Amores, Publis Ovidius Naso, 16 BC)
Когда она вышла из арки, он, замерший изваянием на 40 минут, периодически извлекая блокнот, обыкновенная бумага которого странным образом освещала в наступивших сумерках, под бетонным сводом, его лицо, отбрасывая тень от черенка блуждающего вслепую карандаша - из внутреннего уголка правого глаза к внешнему, обратно, - его вытянутое, геометрически выверенное тело отделилось от облупленной стены и произнесло, едва сдерживая лёгкую степень экзальтации:
- Привет.
Ему удалось расположиться при городском освещении таким образом, чтобы не застать Ненаглядного Человека врасплох.
- Привет. А что ты здесь делаешь?
Она старалась не проявить враждебности, минувший рабочий день был довольно напряжённым. В голосе прозвучали нотки нескрываемого недовольства, подобные потревоженным гостем колокольчикам, спускающимся с потолка сувенирной лавки, отчего она испытала лёгкий укор совести, впрочем, мгновенно одёрнув себя, будто вспомнив, что перед ней человек, мягко говоря, непонятливый.
- Я, знаешь ли, выбирался в Город по некоторым делам, а после решил прогуляться с блокнотом, и как это бывает - на каждую буковку, какой бы ценной она ни казалась, приходилось до трёх сотен шагов, так что весь вечер пришлось провести на ногах, не умея представить в воображении места, где можно было бы чувствовать себя достаточно комфортно, заказать чашку, а лучше чайничек зелёного чаю..
Обратив внимание, что собеседница сосредоточила всё свое внимание на чём-то, едва ли отражающемся в её изумительно непроницаемых зрачках, склонившись к экранчику телефона, он оборвал себя смущённым:
- Извини.
Он почувствовал, что его лицо принимает форму одной из тех луж, в которые не преминут заглянуть прогуливающиеся по ноябрьскому Городу двуполые (унисекс) парочки, о степенях и гранях влюблённости коих судить казалось одной из того сорта популярных безвкусиц, от участия в гранении каковых отказаться - решение, сравнимое с принятием целибата.
- За что?
- За многословность.
- Странно.
Она развернулась, всем своим видом давая понять, что не намерена уделять его персоне времени и внимания, требовавшегося бы для проведения продуктивного сеанса психоанализа. Ему, впрочем, в таком движении померещилось некое испытание - не смотря на то, что историческое прошлое их знакомства откровенно предъявляло на суд гипотетической общественности простой факт: ни одного из испытаний доселе пройти ему не удалось и, по сути-то, неизвестно имели ли место испытания вообще.
- Что странного?
- Ничего. Ты куда сейчас?
- Если ты не против..
- Ладно, идём скорее только.
Под дождём с нею прогулка - это редкое удовольствие. Слово "удовольствие" в таком свете принимает глубинное значение - будто длящееся, в прочие дни лишь доносящееся, со дна горной реки, где медленно перекатываются камни. Вероятно, всё предшествующее встрече время его чувства окаменевали и только сейчас исключительно сильный поток привёл в движение склон, гору да и весь хребет.
- Как твой день прошёл?
- Нормально.
- Ты выглядишь утомлённой.
- Это от общения с иностранцами.
- Оксфордские курсы не прошли напрасно?
Шутка не удалась настолько, что сигнал пересекавшего переход трамвая будто норовил устыдить собеседника, предупредить о неприемлемости подобного тона при встрече такого масштаба, Вселенского Значения. Самоирония, обращающаяся в привычку, откровеннее прямого хамства указывает на нарциссизм. Так и произошло, но он остался крайне благодарен ей за то, что она лишь слегка приподняла брови, взглянув на него широко-раскрытыми, зелено-серыми (зелено-зелёно-серыми) так, что ему в очередной раз оставалось только поразиться собственной глупости.
- А я сессию закрыл.
- Дистанционно?
- Ага, такое чувство, что вся группа является к тебе в комнату, один только лектор сохраняет дистанцию. Об этом, кстати, статью читал - насчёт того, что работа на дому гораздо более требовательна и беспощадна к трудящимся, нежели классическая форма, когда нужно выбираться из дому, чтобы трудоустроиться. Ты ведь много времени провела за этим, как думаешь?
- В этом есть доля правды.
Проезжающая мимо Alpha Romeo, в детских его воспоминаниях странным образом мешающаяся с Alpha Centauri, - чуть менее странным покажется ассоциация, если знать о том, что в его семье никогда не было личного автомобиля, - левым передним колесом опустилась в пытающуюся выдернуть из-под рельса застрявшую там полу плаща лужицу; волна нелицеприятных выражений накрыла их застывшую на обочине пару - Сизифовой луже придётся вновь стекаться силами к рельсу.
- Может быть, зайдём на чашечку чаю?
Обмениваясь растерянными взглядами, обрызганные грязной водой, мокнущие под усиливающимся дождем, пытающиеся спрятать под проницаемые одежды сумки с блокнотами и карманы с гаджетами, разведя руки в стороны, будто подражая бразильскому Христу, они не сходили с обочины. Проезжавшие мимо автомобили проявляли неожиданную понятливость, объезжая стекающуюся с силами лужу, занимающую всё большую площадь, так что через неопределённое время из воды оставался торчать один бордюр.
Тогда-то ему только и пришло в голову раскрыть болтавшийся на запястье зонт.
...
То, что могло бы произойти описать становится тем труднее, чем более личным, а с тем и откровенно непостижимым является событие. Предположения выдвигаются с великою осмотрительностью - что составляет внушительный контраст с анализом каких-либо социальных явлений. При последнем, вероятно, аналитик непроизвольно (или из высокомерия) исключает какую-либо личностность или же воспринимает социальные трансформации как нечто неизбежное, предрешённое. Личная же встреча всегда сохраняет за собой право таинства, посвящения в которое необходимо заслужить либо одному либо обоим участникам (в данном случае речь идёт о конкретном случае, исключающем группу, единомышленников, общее дело); конечно же, два человека могут только догадываться о том, что именно им предстоит посвящение, как и предполагать, что таковое ещё только ожидает другого (не наоборот, не "другой ожидает посвящения").
Но, в конце концов, какую же нелепицу представляют из себя попытки проговаривания возможного! Кроме того, они ведь рождают и опасения: "всё пройдёт как по написанному" - а потому не стремятся к откровенности даже наедине с самими собой (с неизвестной, неразличимой аудиторией, что одно и то же), к тому же систематически прибегая к подмене фантазии прогнозами! Какой прок в том, если это с трудом подлежит определению даже как "упражнения в литературе"? Это же неприятное чувство возникает при чтении некоторых произведений Кржижановского - будто даже касаешься личностных редакторских мотивов его непубликации современниками (корень чего, вероятно, в авторской оценке своих трудов).
Мнимая недоступность - мотив мнимого отчаяния, приводящего к мнимой художественности. Ни то, ни другое, ни третье не требуют действительных усилий и воспитывают в человеке пагубное смирение, удовлетворение от того, чем (мнимым и мнимо) обладаешь, отпускают человека в мнящееся самостоятельным плавание тем, что мнится течением (ощущения движения, прежде всего, связаны с физиологическими процессами внутри организма и динамичностью природы и Вселенной в целом).
.Были миги - я горел в зигзаге молнии, брошенной десницею Зевеса с неба на землю; теперь таюсь, всё тот же, в кривых царапинах твоего стилоса, брошенных землёю в небо
("Прикованный Прометеем", Кржижановский Сигизмунд Доминикович, 1922)
No comments:
Post a Comment