Человек, заглядывающий в холодильник, и человек, выглядывающий из холодильника - не одно и то же ли это лицо?
Нет, в холодильнике не успели установить зеркало, - нельзя сказать, чтобы такой дизайн пользовался спросом среди тех, кто знаком с людьми, выглядывающими из холодильников чаще, чем с заглядывающими в них, - и в задней стенке нет потайной дверцы, через которую таинственная незнакомка проникала бы по ночам в спальню холостяка.
Во-первых, в спальнях холостяков таинственным незнакомкам чаще всего нечего делать; если только они не кошки, а холостяки - не младенцы.
Во-вторых, таинственная незнакомка, проникающая через холодильник в квартиру очередной жертвы (между лирикой, драмой и эпосом автор принуждён выбирать нечто срединное - то есть пытаться проскользнуть между струйками во время дождя, слепота которого вряд ли может сравниться с человеческой - по крайней мере, грозовая туча, если невооружённый глаз не подводит автора, не нуждается в поводыре) принуждена была бы покидать квартиру тем же путём. Как же, в таком случае, объяснить то, что просто невообразимый и обладающий властью над самыми душами млекопитающих деликатес остаётся нетронутым?
Одна из неоспоримых закономерностей, открытых задолго до изобретения восковых свечей - это то, что любая незнакомка, тайком проникающая в дом ведущего холостяцкую жизнь, но владеющего навыками самообеспечения на уровне upper intermediate, - мадемуазель, пересекающая порог дома, владелец которого не имеет ничего против того, чтобы его порог пересекла таинственная незнакомка с самыми прозрачными намерениями - держит путь прежде всего к холодильнику. Ибо как "путь к сердцу мужчины", говорят, "лежит через желудок", так путь к желудку холостяка лежит через сердце - а что может вызвать более сердечное отношение у бобыля, чем место, в котором он может сохранять остатки того, на что не достало сил в традиционное время?
Это неловкое отступление, конечно, дань уважения женщинам, практикующим такого рода "холодильное проникновение".
Но человек, вне зависимости от его семейного положения, держащий холодильник нараспашку по получасу перед тем, как приняться за просмотр очередного шедевра мирового кинематографа, - и в итоге возвращающийся к креслу, кушетке, софе с пустыми руками; кто может с уверенностью сказать, что желудок этого человека может посоревноваться с верхними конечностями в объёме свободного места?
Свободного места, иначе принадлежавшего бы страницам книг (даже пусть смятым, замаранным чернилами и черничным вареньем, по-Достоевски надорванным), музыкальным инструментами (пусть расстроенными, заброшенными, покрытыми пылью, пеплом, прошлогодней листвой, паутиной и паутинкой трещинок, подобно мексиканской пустоши, отчего внушающие чувство ложного благоговения перед сакральной хрупкостью их оболочки), садовыми ножницами, художественными кистями и нередко превосходящими в живописи картины, с которыми им приходится вступать в не всегда взаимовыгодные отношения палитрами, - как и женской грудью, использующей объём свободного пространства в прямой зависимости от чувств и намерений, с которыми она, подобающе обнажённая, вкладывается в раскрывающуюся ей навстречу ладонь (не наоборот - не ладонь ложится на грудь), - как и свежим воздухом, обжигающим пламенем, свежевспаханной почвой или цветущей водой, - как и драконьим языком, русалочьими плавниками (даже русалки нынче бреются наголо), философским (и менее всего предрасположенным к философствованию) камнем либо какой-нибудь инопланетной слизью, даровавшей бессмертие лишившимся разума от переизбытка чувств созданиям из Созвездия Змееносца.
Человек, заглядывающий в холодильник, является тем же, кто выглядывает из холодильника в тот самый момент - эта сумма слагаемых не может быть ни относительной, ни вероятностной; ведь и первопроходцы научных систем и ярые сторонники - рано или поздно, но делают шаг на своём жизненном пути в сторону холодильника. Возможно, именно в его недрах и буквально в те же 30 с хвостиком минут великие умы и рассчитывают то, что затем представляется под видом многолетних и многостраничных трудов; последние являются не более чем неудавшимся объяснением, согласованное принятие какого требуют условия цивилизованности - видимость прежде всего.
..но что пользы от того, что внутренняя скудость облечётся в формы внешней и нищий музыкант - в нищенский наряд?
(№18, Vorschule der Ästhetik, Jean Paul, 1804)
Стоит ли задаваться вопросами, имеющими мнимую ценность?
Наличие пустого холодильника и чувство голода - временны, но регулярность возникновения того и другого наталкивает на размышления; именно регулярность - вызывающая подозрительность. Кстати, о подозрительности:
.Самый важный секрет умелого использования нанятых тобой людей - вселить в них подозрительность
("Крепость", Кобо Абэ, Москва, "Искусство, 1975)
В свете этой цитаты совершенно иначе представляются требования одного широко известного Фридриха, называвшего именно "подозрительность" одним из необходимых для мыслителя качеств, если, конечно, пресыщенность персоной (или её персонификацией со стороны людей лично не имевших удовольствия быть знакомыми) не может служить мотивом для введения читающих "масс" в заблуждение.
На свете немало вещей, в частности, это касается художественной литературы, описание каковых вызывает чувство лёгкой тошноты - вне зависимости от того, в каком свете представляет их писатель; то бишь, даже обнаруживая единомышленника, временного союзника, в одном из персонажей, читатель не может отделаться от желания высунуть язык как можно дальше, перебросить язык через реку, почесать язык о небоскрёб, нагретый августовским солнцем и топотом ног, лизнуть всей площадью языка по верхушкам хвойного леса или просто дать отлежаться языку среди кактусов где-нибудь в Центральной Америке.
Чувство ли безответственности принуждает человека использовать органы речи не по назначению, или же чувство безответственности приводит к обратным результатам? Если второе верно, то ответственный человек, на минуточку, может оказаться и самым безнравственным.
Мнимая важность наделяется вселенским значением по воле людей, не сознающих своей патологической склонности к пустословию, прикрывающейся неопровержимой неисповедимостью (что любопытно, в английском употребляется mysterious) путей, троп, строк, абзацев, отступлений, послесловий, заголовков, комментариев и примечаний.
Как иначе, кроме как исповедью, опровергнуть неисповедимое? И кто, в таком случае, должен исповедаться, если не исповедующий? Этот путь ведёт к подозрительности, а значит - подконтрольности.
No comments:
Post a Comment