.Si deus ipse forem, numen sine fraude liceret femina mendaci falleret ore meum..
(Amores, Publis Ovidius Naso, 16 BC)
...
Милый друг, Вы обращаетесь ко мне с этой странной просьбой, и, будучи откровенной с Вами как ни с кем, должна признать, что не знаю, категорически не представляю, чем я могла бы Вам оказаться полезна в такие, без сомнения тяжёлые для всех нас времена!Описанная Вами ситуация весьма прискорбна, даже пугающа, но, признаю, Вы повели себя лучшим из возможным, наиболее нравственно оправданным образом. Знайте же, Вам нечего стыдиться!
И в то же время, прошу Вас, милый друг, не забывайте о распространившемся при нашем регенте несправедливом суде, самоуправстве, том, чего ещё какие-то 7 лет назад и вообразить себя нельзя было на уличках самого провинциального из имперских местечек! Будьте же осмотрительны.
Возвращаясь к деталям, Вы пишете, что незнакомец приблизился к Вам со спины и Вам не удалось за всё время разговора рассмотреть его лица, верно? Если это так, то, простите, такой довод может вызвать большие сомнения в твёрдости Вашей памяти либо трезвости Вашего ума на момент встречи, дорогой друг. Как это возможно? Провести за беседой с человеком, при свете дня, пусть и погода была несколько пасмурна, пусть бы и лил проливной ливень, а лицо незнакомца было сокрыто обвисшими полями шляпы либо капюшоном, пусть даже на очках Ваших треснули оба стекла, отчего Вы потеряли возможность различать что-либо на расстоянии далее вытянутой руки - но ведь Вы не пишете ни о чём-подобном! Одно только "не удалось рассмотреть лица", "черты не запечатлелись в памяти". Стали ли Вы настолько невнимательны за время нашей разлуки или причина такой рассеянности кроется в чём-то другом? Вам остаётся только стать чуточку откровеннее, мой друг.
Далее, незнакомец доставал из внутреннего кармана драгоценные часы, так Вы пишете? Не попалось ли Вам на глаза наименование производителя? Возможно, Вам удалось рассмотреть какую-то особенность, не считая того, что позиции стрелки обозначались странными фигурами, не похожими ни на один из известных Вам алфавитов? В конце концов, простите мне эту фамильярность, как много языков Вам известны и как много букв и иероглифов Вы во власти угадать? Отличаете ли Вы один дальневосточный иероглиф от другого, арабский шрифт от индийского, или Ваши познания остаются на уровне кириллицы и латиницы, как было при последней нашей встрече?
Я, к примеру, не поймите только так, будто я хочу обозначить собственное превосходство - между нами, друзьями, оно и без того Вам известно - и в конце концов, почему бы не похвастаться, если это предназначено прочесть всего только одному человеку, если только почтальоны не взяли за привычку исполнять функции цензоров, шпионов и шантажистов; так вот я за время нашей разлуки успела освоить пять языков - испанский, немецкий, греческий, один из диалектов североафриканского арабского, название которого Вам ни о чём не скажет, и упрощённый китайский, то есть тот, на котором обычно общаются с иностранцами - это значительный бонус к четырём доселе мне известным. Как вам такая новость? На китайском я уже пробовала заниматься поэзией, скажу по секрету, хотя делиться этими попытками ещё рановато, тем более, что я сомневаюсь в том, что Вам могут быть интересны поэтические труды, материалисту эдакому.
Вы, верно, и запамятовали о том, с чего начались наши встречи. Такая уж у Вас, учёных мужей, натура, что поделаешь!
Но к деталям, милый мой: третьим действующим лицом в описанных Вами обстоятельствах была женщина, и, судя по Вашему описанию, довольно лёгкого нрава женщина, легкодоступная, не лишённая глубина, однако и слыхом не слыхавшая о самодисциплине. Возможно, я и ошибаюсь, друг мой, в ответном письме буду ждать признания правоты и проницательности либо уличения в ревности и предрассудках, не иначе.
Так вот, эта женщина, по Вашим словам, держала в левой руке какую-то статуэтку - Вам, как и в случае с лицом незнакомца, не удалось рассмотреть, к какой культуре могла бы принадлежать статуэтка, однако Вы твёрдо уверены, что была она деревянной и довольно-таки тяжёлой. Позвольте же, не отходя от весов, узнать, как Вам удалось определить её вес? Только по напряжению женской руки? Или всё-таки Ваши руки прикасались к фигурке и так Вам удалось заодно определиться с материалом.
Наконец, ещё один важный момент - отчего Вы так убеждены, что незнакомец и женщина не были знакомыми? Если Вы состояли в определённых отношениях с описанной мадемуазелью, что достойно не более, чем жалости в моих глазах, если отношения таки состоялись, и Вам не приходилось встречать её никогда прежде в обществе незнакомца - это не может быть доводом в пользу отсутствия взаимоотношений, подобных Вашим, у Ваших "добрых собеседников". Если же Вам удалось по каким-то специфическим моментам в их общении определить, что они не пытаются разыграть Вас, изображая незаинтересованность в соседе\соседке - я не смогу никак ни согласиться с Вами, ни развеять Вашу убеждённость. Потому, если это возможно, опишите мне более подробно, как незнакомец и женщина вели себя по отношению друг к другу. Полезным может оказаться что угодно - поза, поворот тела от или к собеседнику, жестикуляция, определённые слова и паузы между словами, что покажется Вашей памяти знаковым.
Вот, слышу, что матушка зовёт меня из нашего сада. Сегодня очень подходящий день для ухода за цветами, в частности, розами; маме это лунный календарь подсказал. Сама я, конечно, стараюсь не обращаться за рекомендациями к таким источникам.
Ответьте как можно скорее, мой дорогой. Ваша, Ключница.
...
Тайна всегда хрупка и ускользающа. Тайну невозможно ухватить, тем более - растянуть, одеть в её облачения нечто тривиальное, накрыть тайной то, о чём не хотелось бы знать. Напрасны старания мистиков - их тайны слишком толсты, их тайны дородны, страдают многословием и нередко синдромом Туретта - для диагностирования последнего не стоит дожидаться того, что мистик буквально Вас грязью обольёт, вербально унизит тех, кто заслужил уважение в обществе мистиков; достаточно обратить каждый его непрозрачный литературный оборот - многоэтажной кабацкой руганью, слышанной, без сомнения, не раз, и в своё время, Шарлем-Пьером (едва ли не названным минутой ранее "Жаном") в припортовых заведениях самой разнящейся репутации.
Мистики - те ещё туреттики. Чем толще том, тем запущеннее болезнь.
В ином свете с тем предстаёт и Sygdommen til Døden. То бишь, в чём корень влечения к объёмному произведению, претендующему на систематическое изложение некой системы по добытию мистического опыта непосвящённым (и в принципе не имеющим ни возможности, ни желания посвящать себя чему-либо, кроме видимого и ежедневно обновляемого горизонта)? В чём, если не в..хм, назовём это "страхом перед жизнью", тяготами, связанными с последней и усилиями, выдвигаемыми жизнью среди требований ищущему её внимания, соучастия, соприкосновения с нею.
А если немного склониться в сторону собственного эссе, касаемо "нужды, испытываемой миром относительно болезни и больных"? Тогда вполне объяснимо и "возрождение" или распространение всего многообразия (со всей полифонией их вариаций) духовных учений - даже если любой благоразумный гуру возьмётся отрицать мистическую сторону продвигаемой им духовной марки.
Впрочем, это очередная порция спекуляций, требующая своевременного пресечения со стороны человека, заварившего автору чай (пусть этим человеком и поныне выступает сам автор).
...
.Да услышится, да прозвучит громогласно то, что сказано шёпотом в придорожной вечереющей чайхане за пиалой зелёного чая
("Притчи и песни дервиша Ходжи Зульфикара-девоны", Тимур Касимович Зульфикаров, 1991)
No comments:
Post a Comment