Щёлкнула зажигалка.
Сначала - в первом ряду, затем - предпоследний, 16, затем ближе к середине, по краям, вновь вернулась в первый ряд. И с такой равномерностью, будто это была одна и та же зажигалка с товарищеской поспешностью передаваемая из руки одного разочарованного зрителя в руки другого, ещё сохраняющего надежду.
Картина называлась.
Да, название её поминалось около трёх раз на афишах, вывесках, несколькими представительными людьми в дорогих костюмах, всем обслуживающим персоналом, мельтешившими в преддверии корреспондентами, представителями самых международных из периодических изданий, оттеснявших кадры местных газетёнок. Последним не доставало финансирования на профессиональную технику и они прибегали к архаическим зарисовкам.
Картина называлась, но никто из находящихся в зале, ожидающих премьеры, вот уже третий час наполняя становящимся всё более искусственным безмолвием просторное помещение, погружённое в непроницаемую тьму - никто не имел власти восстановить название в памяти, не говоря уже о том, чтобы попытаться прийти с соседями и спутниками к какому-либо консенсусу. Люди попросту утешали себя мыслью о том, что им хорошо известно возможное содержание фильма.
Экран стал будто чуточку ярче.
Это вполне могло быть объяснено и обманом зрения. Экран, в конце концов, подпитывался электричеством, а всё, с чем электричество вступает в соприкосновение - приобретает свечение, выделяющее его среди мира природного, что заметно и при свете дня; например, стоит взглянуть на фонарный столб с сохранившейся пока ещё лампочкой, загорающийся между 17 и 18 часами ноябрьского вечера, странным образом совпадая с начинающими мёрзнуть кистями, беззаботно листавшими дотоле 32-летний сборник стихотворений - и для сравнения окинуть взглядом какое-нибудь из вышедших из моды или обладающих чисто символическим значением фигурных изваяний. Разве фонарный столб не составляет в себе понятия для горожанина более однозначного, нежели, к примеру, какая-нибудь декоративная глыба, пусть и являющаяся осколком метеорита или крепости, имевшее принципиальное значение в истории этого самого города? Впрочем, с метеоритами надо быть осторожнее.
На билеты были потрачены довольно крупные суммы, однако в скопидомстве уличить можно было разве что сотую часть присутствующих. Люди зажиточные, имущие, не знавшие ветра, гуляющего в карманах безвестных писателей, они оставались на своих местах не из упорства, не из-за того, что рекламной кампании удалось заинтриговать их настолько, что ожидания превалировали над здравым смыслом, и конечно, вовсе не потому, что деньги за билеты не могли быть возвращены, о чём предварительно было сообщено организаторами премьеры и вопрос чего поднимался на предшествующей встрече с журналистами режиссёра. Всем этим людям было, безусловно, чем заняться в своей жизни, кроме как по нескольку часов затрачивать на ожидание того, что экран наконец загорится и "двигающиеся картинки" бросятся сменять одна другую с головокружительной скоростью, вызывая самые противоречивые чувства в каждом из присутствующих.
Однако люди не расходились.
Вынужденное молчание постепенно обращалось их своеобразным облачением, униформой, по которой можно было определять посетителей премьер и вне кинозалов. Политическая кампания, направленная против курения, ничего не могла поделать с тем, что происходило за порогами кинотеатров, съёмка и освидетельствование коих охранялось одним из тех законов, которые попросту невозможно было изменить или слегка подкорректировать. Правительство пыталось увеличить налог на имущество, но ни один из посетителей премьер не обращался к государству за кредитованием - получив отказ, он дал бы надежду власти на то, что премьера хотя бы для 1\1000000 неконтролируемого социального образования не состоится.
И всё же залы были полны. Премьеры встречали аншлаг.
Аншлаг, носивший в былые годы вместо штанин и рукавов самые обыкновенные жестяные водостоки, стал одеваться приличнее, душиться дорогими зарубежными ароматами, причёсываться на изысканный манер звёзд кинематографа, поселился, в конце концов, в одном из Королевских номеров в Главном городском отеле, название которого вряд ли может что-либо сказать нам, пишущим и сочиняющим, нередко в обратном порядке. Аншлаг раздавал автографы с не меньшим усердием, нежели герои экранов не состоявшихся премьер, находя с теми общий язык, с течением времени к каковому они вместе и стали прибегать, когда давление со стороны властей оказывалось настолько невыносимым, что автографы обращались в срочные телеграммы. И ведь что может быть надёжнее уничтожения таковых свидетельств, чем превращение их в собственность "поклонников таланта", быт?
...
..alles erst im Blute des Menschen geschehen muß, ehe es außen zur Wirklichkeit gerinnen kann
(Der Engel vom westlichen Fenster, Gustav Meyrink, 1927)
Взаимоотношения с собственным организмом предполагают толику абсурда.
Закрываешь глаза в конце выходного дня, когда ничто не могло отвлечь тебя от безделья, кроме тех занятий, которыми люди обычно от безделья отвлекаются, рискуя воспитать в себе если не одну, то другую зависимость. Впрочем, может ли считаться рискованным то, что неминуемо, принимает ли оно благие либо пагубные формы?
Но возвращаясь к закрытым глазам; даёшь себе ровно 15 минут и 15 секунд на то, чтобы "перезагрузиться" (насколько эта практика действенна, судить пока рано), складываешь пальцы в одну из подсмотренных среди "просветляющих" публикаций фигур, отпускаешь мысль, позволяешь ей быть не конкретной, быть не "ею", не являться вниманию, органам чувств, умозрению, ожиданию, в форме мысли грамотной, достойной того, чтобы её запечатлели на чистом бумажном листе в форме ли поэтической, прозаической, под видом ли сомнительного сходства портрета, "натюрморта" с неизвестными науке плодами, невиданного пейзажа или просто хаотически разбегающихся, вращающихся, пульсирующих структур, напоминающих о микроскопической съёмке частей (любого, склонно предоставить себя для научных исследований) организма (например, самый обыкновенный человеческий язык при увеличении 140:1); удерживаешь себя (с трудом) от привычки всматриваться в то, что предстаёт недостаточно различимым (привычка, возможно, вызванная спецификой органов зрения - хотя найдётся теоретик, объяснивший бы ухудшение зрение именно тем, что зачастую приходится напрягать мышцы глаз вхолостую, пытаясь представить виденное с закрытыми веками отчётливее, и я всё ещё твёрдо убеждён, опуская веки, что это во власти сновидящего), и просто минуешь сцену за сценой, кадр за кадром (не смотря на использованные термины, ничего общего с просмотром кинокартины или театрального действа не находишь, тем более, если буквально какими-то 15 минутами ранее окончил не совсем приятное знакомство с чем-то коллажеобразным, например, работой Питера Гринуэя), лицо за лицом, встречу за встречей, жест за жестом, невысказанное за умалчиваемым, абсурд за абсурдом, ни один из которых, однако, окажись отражением действительной ситуации прошлого-будущего-настоящего, не был бы расценен как "выходящий за рамки обыденного".
Таким образом, "перезагрузка" будто бы и произошла (давно пора перестать бояться рассматривать собственный организм в качестве компьютера - учитывая тот уровень взаимоотношений, на котором с организмом находишься, ты, самовольно исключающий себя из анатомического, биологического, эволюционного существования, произнося своё первое слово, оказавшееся, не по чистой ли случайности, не проклятием; так даже делаешь организму одолжение, не вмешиваясь в те процессы, для налаживания которых не достаёт не то, что компетенции, но..самоуважения, что ли?), но о чём, чёрт возьми, можно говорить с человеком, для которого отказ от предлагаемого родственниками угощения может составить достаточное основание (эдакий разухабистый ex nihilo nihil fit) для последовательного разрушения всего оставшегося вечера!
.Weil der Abergläubische von der Motivierung der eigenen zufälligen Handlungen nichts weiss, und weil die Tatsache dieser Motivierung nach einem Platz in seiner Anerkennung drängt, ist er genötigt, sie durch Verschiebung in der Aussenwelt unterzubringen
(Zur Psychopathologie des Alltagslebens, Freud Sigmund, 1901)
Разве можно было обойтись без Фрейда, будто бы с готовностью "развенчивающего" настрой Майринка?
No comments:
Post a Comment