.Thus profanely does popular art deride the holy legend of the nine years' meditation
(A japanes miscellany: Otokichi's Daruma, Hearn Patrick Lafcadio, 1901)
Над деревней небо затянуло. Пеленою скрывались два высочайших пика, так что убедиться вполне, остаётся ли Дарума на Вершине Брюса (Сытого брюха) или воспользовался погодными условиями, улизнул в деревню, находящуюся по ту сторону гор - не представлялось возможным. Оставался, конечно, вариант с отправкой вестового к соседям, однако одного уже послали с сообщением управляющему земель - вот уже третий день, как не возвращается; молодых людей в деревне осталось не так много.
Дарума решил подняться и заняться медитацией ещё позавчерашним вечером, после добротной пьянки, устроенной на постоялом дворе; чествовали женитьбу его младшего брата. Сама церемония прошла неделями ранее на Крайнем Востоке, весть же о торжестве добралась только позавчера. Дарума как раз готовился к вечернему омовению, совершенно обнажённый выскочил на зов старой служанки, смущённо хихикая и стараясь не смотреть на господина, протянувшей ему свёрнутый трубочкой лист влажноватой (с самого утра в большей части провинции шёл непрерывный дождь) бумаги с сообщением от брата и несколькими поэтическими строками, авторами которых выступила и сама новобрачная.
Если бы старая служанка не поспешила удалиться, уводя за собой изумлённую и с бесстыдством рассматривавшую обнажённое тело Дарумы племянницу; кабы девушка была внимательнее к выражению лица господина её тётушки, чем к степени напряжённости и расслабленности мышц его тела, они бы, вероятно, решили, что Даруме сообщили не самую приятную новость, столь растерянное выражение приняло его лицо. Впрочем, растерянность с лёгкостью трансформировалась в лёгкую печаль, а спустя каких-то 3 минуты Дарума уже приплясывал в обнимку с выбежавшей на его смех племянницей служанки. Только под укоризненным взглядом старой женщины он вспомнил о том, чтоб до сих пор не удосужился прикрыть свою наготу.
В тот же вечер, собрав за одним столом односельчан, Дарума, нетвёрдо уже стоя на ногах, находя некоторую опору в посохе, передававшемся его семьёй из поколения, принял на себя обет восхождения на Пик Сытого Брюха и медитации там в продолжение нескольких суток, естественно, без пищи, а для питья имея лишь одну единственную флягу, наполняемую непосредственно из облаков.
Старая служанка, стоя во дворе, напрасно пыталась рассмотреть хотя бы смутные очертания фигуры господина на вершине. Да ещё и племянница куда-то запропастилась.
Девушка, звали её Киоко, была любительницей самовольных ранних прогулок, из которых обязательно приносила какой-нибудь, не всегда съедобный сувенир. Тётя и хотела бы отучить её самовольно отлучаться в такие беспокойные времена, когда дороги и пещеры сплошь наводнялись беглыми каторжниками и дезертирами, однако понимала, что проводить время в обществе старой необразованной женщины - не самая завидная доля для юной прелестницы. Оставалось надеяться, что девушка научится со временем предупреждать о том, в котором часу, на как долго и в каком направлении отлучается.
Ласковая кошечка, серебристо-белая, стала тереться о ноги старой служанки, затем, заметив маленькую птичку, вприпрыжку пересекавшую выложенную камнями дорожку, следуя которой можно обойти каждую из обустроенных в господском дворе клумб с великим разнообразием хризантем и роз, стала двигаться украдкой пернатому созданию наперерез.
...
Прогулка, лицом уткнувшись в ветер, спасительна для человека, принуждённого заниматься делами, не стимулирующими значительной заинтересованности. Заученность маршрута едва ли пагубно влияет на психическую предрасположенность к раскованности воздушных стихий, не смотря и на водно-земляную символику рождения. Растягиваемый на ветру, подобно парусу, эпидермис, в отличие от тех же корабельных крыл, внушает упорство в движении своём против его направления, в состоянии прерываемой холмистой местностью и пост-советской архитектурой долгожданных объятий.
Человек не вполне может дать себе отчёт в том, куда упомянутая заинтересованность девается - в один момент, стоит только возникнуть слабейшему из сомнений (в том, что дело спорится, результат для исполнителя удовлетворителен, реакция ожидается положительная, нет ничего, что можно было бы усовершенствовать, пользуясь при этом доступным пользователю-неплательщику контентом - речь, собственно, о сайте); 7 минутами ранее загружаешь очередную порцию художественных работ для портфолио (в перспективе - стихотворений), 7 минут спустя уже сидишь, скрючившись, на коленях (в комнате и правда настолько холодно?), уткнувшись лицом в клетчатое покрывало, без единой твёрдой мысли (разве что более-менее плотные и с уплотнениями); с одной стороны, выбритая голова мёрзнет, с другой - а мотивация-то упорхнула!
Почему деньги не мотивируют?
Для социального статуса автора этих слов этот вопрос может стать "на повестке века".
Потому не мотивируют, что уходят они в результате на вещи, кои с трудом можно было бы счесть необходимыми (назовём их съестными). Потому растрачиваются, что их количества недостаточно при текущей демократически-экономической политике, а постепенное накапливание средств для достижения устанавливаемых (ниже и ниже? выше и выше?) планок не срабатывает в условиях, когда нередко проявление заботы о близких не менее и даже более важно, чем самое миниатюрное вложение в собственное будущее (лишь отчасти гуссерлианское).
Не то чтобы речь о шла об исключительно "заботливом человеке".
Возможно, если бы "нелитературные чресла" начались бы по-волевому рваться лет 10-15 назад на пути достижения целей воображаемо малых и невообразимо великих, деньги к сегодняшнему дню мотивировали бы в достаточной степени, чтобы, не видя их в глаза, можно было сохранять уверенность в том, что ближайшие два-три месяца не возникнет нужды для беспокойства (финансы, дескать, могут закончиться прежде, чем удастся преподнести все запланированные сувениры и достичь таким образом следующей, иерархически превосходящей области, назовём её "плато", финансовой независимости).
Очевидно, впрочем, таким языком установки себе делать - рисковать быть подвергнутым грубейшей насмешке со стороны если не Вселенной, то Человечества, если не Человечества, то Цивилизации, если не Цивилизации, то сколькажды пересечённого за 31 год парадного, лестничными пролётами которого, допустим, если представить историю хождения по ним горизонтальной непрерывной, можно было бы окончательно рассечь (каким был бы феминитив глагола "расчленять"?) нашу расползающуюся Республику, или хотя бы Крым отправить в недолгое плавание по Pontos Euxenos.
.Здесь, кстати, замечу, что кличка Шерамур была не что иное, как испорченное на французский лад Черномор..
("Шерамур", "Лесков Николай Семёнович, 1879)
No comments:
Post a Comment