..tu grauis alitibus, tigribus ille fuit
(Amores, Publis Ovidius Naso, 16 BC)
Что пытается сделать этот невоспитанный молодой человек? Аккуратнее надо перешагивать через паутины, если уж страдаешь арахнофобией.
На буддиста не похож. Буддистов я видала на своём веку самых несовместимых, если вообразить их всех сидящими, окружив одну статую. И всё же остаётся после них общее отчётливое послевкусие (retrogusto) - будто бы лижешь древесину на солнцепёке.
Зачем молодой человек поднял меня, посадив на свой указательный палец? То, что он не ткнул в меня этим самым пальцем, как тысячи прочих - мало утешает.
Что за наглость, фотографировать без предупреждения! Не смущает и то, что я полураздета. Откуда ему могло быть известно о моей страсти? О том, как я люблю позировать, служить натурщицей, музой, как можно более материально и непосредственно вдохновлять!
Какой прок от поэта, который заметил тебя в кафетерии или у городского пруда, а затем дома, за чашечкой кофея, накропал эпизод для своей, вышедшей из моды ещё до того, как мать дарования появилась на свет, поэмы? Такого рода творчество попахивает библейскими персонажами, по чьему имени с давних пор повелось именовать всевозможные отклонения и забавы (deviazioni e giochi).
М-да, когда-то я была великой моделью, мной увлекались мужчины и женщины в равной степени, из самых разных слоёв общества - предлагали свои услуги, свои деньги, имущество, жизни, детей своих и ближайших родственников давали в залог; чем выше была цена, тем выше и вероятность того, что проситель получит отказ.
Ничего я не могла с собой поделать и не испытываю укоров совести в отношении тех мер разочарования и отчаяния (delusione e disperazione), что я привнесла в жизни миллионов ли, тысяч? Надо быть скромнее, остановится на сотнях, десятках и единицах - зато каких!
Вероятно молодой человек встретил кого-то из моих бывших приближённых по дороге сюда.
Кстати, что ему могло понадобится в этой глуши (selvaggia), среди паутин, бесчисленных муравейников, многолетнего пластика, уродливого бетона и несчастной, слабосильной растительности, не оставляющей и надежды на тень с 8 утра и до 6 вечера?
Что могло понадобится здесь мне, всё ещё не лишённой юношеского очарования, не смотря на 3009 мучительных рождений и смертей, что довелось пережить в каких-то полгода?
Возможно, молодой человек - безумен (lunatico), и мне необходимо опасаться того, что как оно может ещё повести себя со мной, безоружной (disarmata).
Однако я не испытываю страха в его присутствии - только приятную тревогу и любопытство такого рода, о каком не могла и помыслить, вероятно, с самых ранних детских лет, когда с тремя сестрицами мы забирались в самые глухие чащобы, чтоб призывать и заклинать сказочных существ, о существовании каких тайком прознали из дедовских книг, валявшихся в беспорядке по углам отцовской лаборатории.
Однако, вооружится всё-таки бы не помешало - хотя бы чтоб пауков (ragni) распугивать. Не впервые жалею о том, что так и не приобрела револьвер по совету моего адвоката после инцидента в театре.
Впрочем, разве решилась бы я выстрелить в живое существо, да ещё в святейшем из мест, да ещё и не дождавшись антракта, пусть от одного выстрела и зависела моя честь (onore)! Благо, ещё не перевелись мужчины и в эти суровые дни, а тогда, в ретроспективе - джентльменом мог оказаться в худшем случае каждый третий. Рождались они таким, или как?
Молодому человеку вовсе в голову и не приходит, вероятно, что в данной ситуации госпожой выступаю я.
Двинусь-ка вверх по руке. Август-месяц, а молодой человек с длинным рукавом вышагивает. А какая любопытная кожа (pelle), так и вибрирует - встряска для мышц всего тела, замри и наслаждайся.
О, мы, оказывается, движемся!
Нет, молодой человек, здесь мне делать категорически нечего, потому верните сейчас же свой палец (dito)! Да, подставьте, вот так, подождите, секунду, ага - а теперь отнесите-ка меня к вон той акации.
Чем мне нравятся акация, так это тем, что одно ощущение под собой её коры - несёт в себе нечто, что не так давно ещё было доступно моим органам чувств, оставив незабываемое впечатление, не смотря на совершенно перестроившийся организм. Как бы это описать?
Если бы цвет можно было попробовать (assaggiarlo) - при этом ты не имеешь понятия о цвете, его названии или использовании, и это незнание не мешает тебе следовать вкусов качествам, безошибочно ориентируясь в целой картине, малым и неотъемлемым элементом которой этот цвет является.
Да, это ощущение способно заглушить и испытываемую мной жалость (pietà) по отношению к молодому человеку - он ведь недостаточно хрупок, чтобы взобраться на деревце вместе со мной, и не способен летать.
.В отличие от Орфея мы обретает свою Эвридику, когда смотрим назад, а утрачиваем, стоит только бросить взгляд вперёд
(№7, Москва, "Искусство", 1981)
Текст неловок - он пытается подобраться к сидящему на старом башмаке мотыльку, приготавливая фотоаппарат, но всё, что в итоге остаётся задокументированным - упомянутый старый башмак и пара окурков в левом углу. Окурки даже непохожи на самих себя - о том, что эти два белесоватых пятнышка, напоминающих пару школьных мелков, когда были папиросами, выкуренными не обладателем башмака, но теми, кому присутствие последнего ничуть не мешало разбрасываться отходами жизнедеятельности налево и направо - о том знает только неудавшийся фотограф, чей снимок в скором времени получает международный приз, а автор - болезненное состояние, как следствие неумения иронизировать над событиями своей жизни.
Текст пытается описать мир несуществующий - так, чтобы можно было ощутить самый вкус этого несуществующего; но как сможет вкус обойтись без участия органов обоняния?
No comments:
Post a Comment