...die Berge schauten gleichmütig herunter
(Die häßliche Herzogin, Feuchtwanger Lion, 1923)
Равнодушие гор не пугало короля. Оно, равнодушие, даже внушало ему, не снимавшему короны ни на брачном ложе, окажись оное сеновалом либо роскошно обставленной опочивальней, ни в активных играх с дворовыми детьми, беспризорниками, сиротами, байстрюками, прочим крестьянским отродьем, которое ему так полюбилось своей доверчивостью, что на воспитание собственной дочери у него просто не оставалось времени.
Впрочем, дочь должна была унаследовать все принадлежавшие ему земли и власть ещё до смерти короля, получив отца себе в бесценные советники - ей грех было жаловаться на неблагоустроенность. И Гвиана, конечно, ничем не выражала неудовлетворённости судьбой.
Гвианой, кстати говоря, девочку назвала её тетушка по отцовской линии, и король, не смотря на несравненные права и обязательства, не смог отказать сестринской воле, безоговорочно согласившись с предложением дать будущей владычице всего испанского мира не имя даже, а название не самой преуспевающей французской колонии, где сестрице заблагорассудилось скрываться от его братского правосудия.
Горы, однако, оставались неизменно равнодушны - к судьбам ли королевского семейства или к угрозе, собирающейся, по слухам, где-то за Андалусскими хребтами. Королю, конечно, было доподлинно известно, что за Андалусскими горами находится Mar Mediterráneo, а что за угроза может собираться на дне морском - нет ни малейшей нужды тратить время и таланты на измышление возможных вариантов, изобретение гипотез, тем более не имело смысла разбрасываться разведчиками. Димас XVII Недалёкий, а именно так звали Его Величество, в конце концов, был, как и род его Нэкайо, человеком культурным, пользующимся определённой репутацией, в том числе, в научных кругах. Чего только стоило его минувшее апрельское умозаключение, благодаря которому удалось изобрести совершенно новый вид паруса, удачного расположения коего на судне должно было быть достаточно, чтоб выйти, сохранив целых три четверти экипажа, невредимым из дичайших бурь. Сколько славы оно принесло ему и фамилии!
Однако гор нельзя было впечатлить и этим. Cordillera Central, к примеру, с физиономией, глыбой, состоящей из мириад ей подобных и всё же совершенно уникальных твёрдых пород, совершенно лишённой признаков эмоциональных переживаний на протяжении едва ли не целого миллениума, следила за передвижениями короля, ничуть не смущаясь ни принимаемых им поз, ни произносимых речей, ни какой-либо биологической активности.
И король был благодарен за преподносимый ему урок хладнокровия.
Какое-то время король пытался даже подражать горам, но приближённые его быстро раскусили, так как уподобление хладнокровию лишено искренности - и человек мнимо хладнокровный легко теряет концентрацию, внимание его удаётся отвлечь и увлечь, а увлечение ясно даёт понять о том, что бесстрастность была обыкновенным притворством. Иначе говоря, подражатель акцентирует своё внимание на бесстрастности, а не задаче, и так, будто отсутствие чувств всё ещё остаётся чувством.
Её юное Высочество Гвиана была в курсе отношений, сложившихся между отцом и горами. Также она понимала и собственное бессилие в деле налаживания этих отношений. В её невинности, Гвиана полагалась на благоразумие одной из сторон - либо отец прекратит проявлять столь откровенное неуважение к массивам Пиренейского полуострова либо горы, наконец, научатся сопереживать. Оба варианта в юном сознании представлялись совершенно равноценными.
Горы, кабы у них поинтересовались, вызвано ли их равнодушие наблюдаемыми "суетою сует и тщетою" или же у них имелись какие другие мотивы к такого рода реакции, заключавшейся в отсутствии реакции как таковой - горы бы, вероятно, возразили вопрошающему. "Вовсе нет", - сказали бы кордильеры, чтоб только умолкнуть на ещё несколько сотен лет; а за время это семя вопрошающего сменило бы несколько поколений.
И тогда последний из рода первого вопрошающего, пожелавший остаться бездетным, повторил бы вопрос своего предка, слегка перефразировав, надеясь тем перехитрить могучие хребты, не отличавшиеся, что предсказуемо, развитым сколь бы то ни было чувством юмора. Однако горы, ко всеобщему изумлению, захохотали.
Хохот продолжался добрую неделю, после чего вопрошающий, чей дом был раздавлен осыпающимися с хохочущих гор камнями - его звали, к слову, Ипполитом - ведя за собою единственную оставшуюся из всего имущества лошадь, статную, белую, приблизился к горам, хотя никогда он не позволял себе удаляться от них более, чем на крайнюю границу отбрасываемой ими при восходе или закате тени.
Ипполит, держа лошадь под уздцы, не спешил повторять свой вопрос и не имел намерения лукавить на этот раз. Урок был дан, выводы сделаны. Оставалось только ждать, ведь ему, как никому другому, удалось нечто непостижимое для зацикленной на консервированном благоразумии повседневности - рассмешить горы. Значит, оставалась надежда.
...
.Sich selbst überlassen, ist der Neurotiker genötigt, sich die großen Massenbildungen, von denen er ausgeschlossen ist, durch seine Symptombildungen zu ersetzen
(Massenpsychologie und Ich-Analyse, Freud Sigmund, 1921)
Присутствует нечто извращённое в моём категорическом отказе в ответ на предложения провести фотосессию под предводительством сестры. Сознание этой извращённости пришло только сегодня - для этого достаточно было не выспаться как следует и в течение дня находиться в необъяснимой неудовлетворённости (при сравнении на ум приходят кристаллы, разодранные книжные корешки, хлебный мякиш - то есть качества твёрдости и мягкости, литературности и неэстетичности, питательности и аллотриофагии, чёрт знает чего ещё, празднуют триумфальную победу над цельной личностью сегодня).
Конкретнее, после очередной раз произнесённого отказа, я испытал некое страдательное, жалостливое чувство, вообразив, что сестре, вероятно, придётся провести единственную мою фотосессию лишь в том случае, если я окажусь среди "безвременно почивших", то бишь на моих похоронах. Представление было мгновенным, как и реакция на него - сознание жестокости подобного поведения по отношению к родственникам. Жестокость эта не секрет, отчасти она может быть оправдана тем количеством лет, что я провёл в одной квартире, одной комнате, засыпая и просыпаясь у одной стены, куда свет падает из одного и того же окна, а дверь издаёт (или лучше сказать "производит") скрип аналогичный несчётному числу скрипов, доносившихся с несменных петель на протяжении всего моего детства, юности, зрелости (продолжать пока некуда).
С другой стороны, мне, как "модели", необходимость сохранять неподвижность или вести себя "фотогенично, естественно" представляется невыносимой, редкостной тратой времени (в том числе и для Олеси). Собственные фотографии могут сообщить нечто уникальное, говорят. Но могут ли они связать два слова в присутствии человека, не однажды оказывавшегося лицом к лицу с собой, себя не узнавая. После нескольких вещественных "диссоциаций" узнавать то, о чём умалчивали фотоснимки на протяжении 31 года.
Такие вот три отрицающих одно другое "не-": необходимость, неподвижность, невыносимость - триумвират, властвующий в Империи Согласия (Imperio del Consenso). Главное, чтоб они не воспринимались сестрой как симптомы критического отношения к её делу и творчеству.
No comments:
Post a Comment