.Есть злая власть в душе предметов,
рождённых судоргой машин
("Письмо", Волошин Максимилиан Александрович, 1904)
...
- Это было довольно странное сновидение.
- Несомненно, Вы так убедительно повторяете эти слова..
- Какие?
- "Это было очень странное сновидение".
- Да, профессор, о том я и говорю.
- Не могли бы Вы, наконец, перейти к его содержанию?
- Содержанию?
- Да, странного сновидения.
- Ах, конечно, профессор, о чём речь!
Профессор, не скрывая облегчения, захлопывает лежащий на колене блокнот, тянется к портсигару.
- Но помните, я Вас предупреждал.
- Да-да, приступайте.
- Рассказывать?
- Да, пожалуйста.
Несколько минут в кабинете тихо. Слышно журчание воды в трубах, шипение поджаривающейся на сковороде рыбы - за южной стеной, а за западной - звучащий из какого-то миниатюрного проигрывателя джаз.
- Это Херби Хэнкок?
- Простите?
- Играет за стеной - Херби Хэнкок?
- Не понимаю.
- Возьмите стакан, профессор.
- Что, зачем?
- Возьмите стакан и приложите его к стене.
- Послушайте..
- Нет, профессор, Вы послушайте и скажите, играет это Херби Хэнкок или кто-то другой?
Профессор с самым независимым видом берёт стакан, приближается к стене, оборачивается к полулежащему мужчине.
- Но я даже не знаю, кто такой этот, как Вы сказали, Хебихренков?
- Херби Хэнкок, профессор. Раз не знаете, то и говорить не о чем.
Профессор, сохраняя самообладание, возвращается к рабочему столу, наливает себе стакан воды, на дне всё ещё лежит долька лимона, поднимающаяся вместе с уровнем жидкости; рука тянется к портсигару.
- Откровенно говоря, я несколько разочарован.
- Чем?
- Не чем, а кем, профессор. И не собой, а Вами.
- Мной?
- Не прикидывайтесь. В Вашем возрасте и при такой широте интересов - стыдно не знать, кто такой Херби Хэнкок. Сколько Вам лет, профессор?
Зубы, зажав было фильтр папиросы, уступили тотчас же роль "телохранителей" губам, чиркнула спичка.
- Возможно, это покажется Вам странным, но я не испытываю стыда.
Полулежавший минутами ранее мужчина изумлённо приподнимается над спинкой кушетки и смотрит на доктора широко открытыми серовато-голубыми глазами.
- Как, сов-сем?
- Ни капельки.
Горящая спичка планирует от правого профессорского плеча к левому, пламя движется непривычно медленно.
- Ни по какому поводу?
- Мы сейчас говорим только о музыке, Герр Ликтеркок.
- Лихтеркоц.
- Как-будто не я к Вам на сеанс пришёл, да?
- Если что-то в моих словах Вас окорбляет, профессор, я, конечно, прошу прощения.
Пламя приближается к кончикам профессорских пальцев, так и не достигнув соблазнительно темнеющего при свете дня кончика папиросы, дымок распушенной шерстяной нитью протягивается к урне.
- Давайте обозначим раз и навсегда, Герр Лифтерпоц..
- Лихтеркоц.
Новое пламя возгорается в кабинете, устремляясь к темнеющему окончанию папиросы, на этот раз с излишним энтузиазмом.
- Герр Лихтеркоц, что бы Вы мне ни говорили - это: первое, остаётся между нами; второе..
- Профессор, простите, а если Вам потребуется совет?
- Какой совет?
- Допустим случай мой окажется чрезвычайно сложным - поймите меня правильно, я вовсе не желаю того и ничем не отличаюсь в своём стремлении вести психически здоровую жизнь от любых Ваших клиентов..
- Я понимаю, к чему Вы клоните.
- Правда?
- Правда, и я уверяю Вас, что любые рекомендации со стороны коллег - будут совершенно нейтральными, в соответствии с описанием мною случая с неким, скажем, абстрактным клиентом, примером из учебника, а не конкретной личностью.
Ещё одна спичка, вспыхнув уже не так ярко, как предшествующие соратницы, будто смущённая сознанием несравнимости падающих из окна солнечных лучей, блеснувших в глазках неизвестно откуда взявшейся в кабинете стрекозы, выскальзывает из профессорских пальцев, когда тот вспоминает что-то необычайно важно и рывком поднимает телефонную трубку в тот самый момент, когда она решает зазвонить.
- Дорогая, это ты? Д-да, конечно, я просто з-з-за.. Нет, что ты, не стоит, я.. Д-да, скоро, да, обязательно, любовь моя, я.. Нет.. Нет, подожди, ещё ведь..!
В отклонившейся от правого профессорского уха трубке раковине слышны гудки, с каждой секундой растворяющиеся в шуме прибоя, оборачивающимся шипением радиоприёмника, сквозь который пробивается слабый голос, становящийся чётче, обрывки слов превращаются в полноценную речь, переходящую местами в декламирование, пение и вой, замыкающие цикл амелодичной увертюрой к повторяющимся гудкам.
- ..и на левом запястье, с внутренней стороны, кожа разошлась, подобно крайней плоти, а под нею я увидел мелкие жёлтые шарики, мгновенно ассоциировав их с кукурузными зёрнами. Вы меня слушаете, профессор?
Взглянув на казавшийся пятью минутами ранее чистым лист блокнота, профессор обнаружил сделанный его рукой эскиз странной формы моста-аттракциона, по которому гурьбой ползли дети, и под весом их вся конструкция резко склонялась к воде.
- Вы говорите под кожей были видны кукурузные зёрна, а в кисти самой не было ощущения чего-то инородного, например, початка, заменившего кость?
- Нет, ничего подобного, однако впечатление было очень неприятным - если понимаете, профессор, само представление о том, что под кожей находится нечто, состоящее из множества элементов, отделимых один от другого, произрастающих из общего корня - одновременно, что-то бугристое, на ощупь напоминающее початок кукурузы или..
- Или?
- Знаете, профессор, я вспомнил, как в детстве видел одну дворнягу, у неё была обезображена морда, части шерсти и кожи отсутствовала, как и кость, а внутри можно было рассмотреть нечто бугристое и пульсирующее, напоминающее одновременно и подводное растение, лишайник, закипающую жидкость, масляную краску, заболевание древесных листьев, специфическое ощущение в уставших от долгого времени, проведённого у экрана, глаз - это составляло странный тандем с жалостливым взглядом псины, и сейчас мне кажется, что в течение жизни я не раз сталкивался с подобными образами, испытывая то же отвращение, совмещённое с влечением, желанием прикоснуться к этой..структуре, будто ощущение могло бы дать некое новое знание, при простом наблюдении расходуемое втуне.. Профессор, даже сейчас, рассказывая о том, я ощущаю, как мне сводит челюсти.
- Чем?
Глаза мужчины вновь показались над спинкой кушетки, сопровождаемые парой приподнятых бровей.
- Можно конкретнее, профессор, я, наверное, увлёкся воспоминаниями и..
- Чем Вам сводит челюсти?
- Воспоминаниями, впечатлениями, представлениями, ощущениями, воображением, одним словом.
- А форму чего принимает воображение?
- То есть, профессор?
- Герр Липтон..
- Лихтеркоц..
- Лихтеркоц, мы ведь договаривались - мои вопросы буквальны, требуют незамедлительного ответа, всё "непонимание" оставляем за дверьми рабочего кабинета.
- Хорошо, но..
- Так какую форму принимает воображение?
- Даже не знаю.
Профессор сделал две глубоких затяжки и задержал дыхание; медленно выпустил дым через ноздри. Недокуренную папиросу закрепив в пепельнице, левой рукой потянулся было к диктофону, передумал, откинулся на спинку и бросил взгляд на подаренную дочерью, "к 20-тилетию совместной жизни", статуэтку, коснулся средним и безымянным пальцами шершавой поверхности, ощутил приятную нервную дрожь от соприкосновения глины с кончиками ногтей, прислушиваясь к шуршанию снежинок, на оконном стекле оставляющих тончайшие царапинки, на какие-то доли секунд прерывающие неудержимое нистечение его..
...
Неоконченные диалоги - это как незавершённый принятием какого-либо решения психотерапевтический сеанс.
Сопротивление оказывается той и другой стороной - в принципе сеанс строится на ненадёжной основе. А тут ещё автор, пытающийся убедить одного из персонажей, что пора уж и найти какое-нибудь разрешение обстоятельствам, принудившим всех участников собраться в подходящее время в подходящем месте, без понятия о том, что следует говорить, а о чём и вспоминать не желательно.
А ведь была целая "школа незавершёнщиков", в начале ли прошлого века или конце позапрошлого - они предпочитали намеренную незавершённость классической развязке, так называемому, katharsis'у; вероятно, что переживание "очищения" сохраняло свою значимость и в условиях незавершённости - скажем, расширялось поле мотивации читателя, благодаря непосредственному (даже непроизвольному) включению воображения его.
Впрочем, незавершённость незавершённости - рознь.
Я, скорее, склонен убедиться в неадекватности намерения в деле обрезания того, что не является "крайней плотью", если автор не принадлежит к соответствующей культуре.
С другой стороны, перечитывание (а значит и время) нередко, в частности, касательно поэтических произведений, позволяет увидеть полную картину и там, где мнилось лишь две-три четверти пройденного пути.
No comments:
Post a Comment