В обед он, Жан-Поль, и она, его эстетика, без сомнения, теряются в послеполуденной заоконной суете (норовящей уволочь сытно отобедавшего и не слишком глубокомысленного гражданина и космополита на освежающий променад, внушая с тем ложную надежду на скорое разрешение одного затянувшегося в сроках принятия формы стихотворения с претензией на проспавшийся эзотеризм), а в летнее время - духота зачастую не способствует здоровому усвоению чьего бы то ни было остроумия в принципе.
Под палящим (украинским - то есть не совсем палящим, но коварно таящимся до самой поры, когда мнящий себя несчастнейшим из смертных сублимант оказывается наименее подготовленным к такому, казалось, безобидному продукту взаимовыручки натурфилософии и фольклора - солнечному зайчику) солнцем проще раскалиться тюбиком краски, с зубодробительной самоуверенностью расплывшись по обновлённому белилами, принуждённому несколько лет неотступно прикрывать не слишком нуждающуюся в такой маскировке стену, холсту.
Естественно, холст оставляет последнее слово за собой - и очертания предшествующей картины проступают всё отчётливее в новой (быть может, художник, не желающий называть себя живописцем, и живописец, остерегающийся того, что его вдруг однажды примут за художника - возможно, он не изменился за минувшие с момента задумки, написания и представления публике годы ни на йоту?), что заставляет автора обеих замереть в растерянности, пока горячая краска не начнёт стекать на пальцы босых ног, разбрызгиваясь по смятой стопами и несколькими незавидно умелыми кувырками (для поддержания легко улетучивающегося баланса между собственно телом и его своевременной функциональностью) траве и всё ещё не лишившимся своего, поддерживаемого "на уровне" близостью индустриальных сооружений, проезжей части и эмигрантов, шарма цветам и цветениям, пережившим середину лета 2020.
"..Диоген Синопский, вернись к нам Гансвурстом, и мы оставим тебя на нашей сцене."
(№40, Москва, "Искусство", 1981)
Шут (и пасквин), если возвращается, никогда на в собственном обличье, но, сохраняя характер, он предлагает широкой публике себя распознать, и пройти таким образом своеобразную инициацию. Однако одновременно с обращающейся к незабываемому публикой инициируется и сам шут (скоморох?), таким образом принимаю собственный отчёт о собственных же способностях - говоря языком Эрика Берна, вступающего в психоанализ так, как многие вступали бы в муравейник за отсутствием обходного пути (представим, вокруг колючая проволока, сдобренная мазутом и электричеством - не смертельно, но ощутимо - а у единственного отверстия в ограждении растёт на глазах могучий муравейник) у шута (паяца?) "отсутствует" Суперэго, или не возникает необходимости во внедрении в собственную натуру того, катализатором (или одной из первопричин) повсеместного властвования чего шут (гаер?) и выступает.
Шут и изобрёл мораль для того, чтобы быть исключённым из её границ, и с тем приобрести возможность быть искренне смешным (откровенно смеяться - значит, сохранить необходимую этичность обращения, быть вежливым, как говаривал Гротовский).
Как же несравнимо мало может поведать об Арлекине "Балаганчик", из лет - в годы самые что ни на есть балаганистые, да ещё и посвящённый Мейерхольду!
"Несравнимо мало" - это одна из землянок, в которой может укрыться не знающее себе равных невежество.
No comments:
Post a Comment