.Unter den Hufeisenbögen oder im Mauerschatten saß Cervantes und schrieb für die Wortlosen
(Cervantes, Bruno Frank, 1934)
Время тянулось невыносимо. Словно зелёный лист, сорванный рукой игриво настроенного юноши, во сне престарелого букиниста, задремавшего в пыли на чердаке, вознамерившись разобрать наконец материнское наследство, но не нашедшего в себе сил открыть хотя бы один из тяжёлых сундуков. Естественно, попытался старик открыть только один сундук, и, обхватив его руками, задумался, а дума плавно перетекла в сон, участниками которого стали зелёный лист и энергичный юноша.
Что за дерево предоставило в распоряжение юноши листок, этого старик знать не мог - хотя он старательно пытался вспомнить, делая первый глоток свежезаваренного марокканского чая. К несчастью, усилия достало ровно на всю длительность глотка; к тому же, перед ним на столе было разложено несколько раритетных изданий, среди прочего - тайная переписка то ли иезуита, то ли кардинала Аквавивы (по причине тайны не разглашалось, с кем кардинал либо иезуит имел тайное удовольствие переписываться, отчего и нельзя было вполне решить кардинал переписывающийся или иезуит, не смотря на то, что и жили-то они в разных местах и в разное время) и оригинальная рукопись Trato de Argel с комментариями (авторство комментариев неизвестно).
Впрочем, в юноше букинист вполне мог признать самого себя (если не отца своего). Тело его, не смотря на пришедшее с возрастом одряхление мышц, всё ещё помнило приливы неуправляемой энергии, направлявшей стопы юноши от одной двери к другой, от окна к окну, с крыши на крышу, в поисках утихомиривающих его беснующийся рассудок, не находящий применения талант, девичьих объятий.
Воспоминания тела не были мучительными, а старик обладал достаточно развитым, во многом благодаря обилию времени, которое нельзя вполне было считать "свободным", но - посвящённым книгам и чтению - чувством юмора, чтобы повторявшиеся периодически дисбалансы или "разравновешивания", как букинист именовал такие состояния, вызывали в нём жажду жизни более, нежели внушаемого общественностью стыд перед возможным свидетелем.
Дисбалансы или "разравновешивания" включали, к примеру, возникавшие перед внутренним взглядом картины, подобные пережитым, зеркально отражающие пережитое в молодые годы или изображающее воспоминания с чрезмерной художественностью: окно, располагавшееся на высоте кончика носа юноши, смотрящего точно перед собой, вдруг переползало на вершину высокой башни, заслужившей славу во всей Старой Европе своей неприступностью ещё в середине XVI века; дверь, едва державшаяся на самодельных, к тому же, смастерённых женской рукой, петлях, открываемая не то, чтобы касанием бриза - неосторожным взмахом голубиного крыла - обращалась 6-футовой толщины вратами, отомкнуть кои можно лишь с недостижимой для городского юношества стороны (если только юношество не пожелает остаться с недостижимой стороны до состояния подобающего светскости морального разложения); обнищавшие аристократы, введённые энергичностью юноши в заблуждение относительно его статуса в обществе, спешащие свести с молодцем хотя бы пару-тройку из своих несовершеннолетних дочерей, надеясь с тем позже приобрести casus concussi, - перерождались в лице благородного генерала, признающего доблесть юноши в заступничестве перед лицом обозлившихся социальной несправедливостью рабочих за не растерявшую привлекательности с годами генеральшу, в награду предлагающего руку и сердце своей дочери (без сомнения, планировавшей обстоятельства спасения маменьки вместе с храбрецом).
К разновидностям "разравновешивания" относились также и оговорки, лирические отступления в устной и письменной речи (а это служило поводом к многократным исправлениям, отчего письма букиниста с наступлением старости стали напоминать черновые наброски второго тома "Мёртвых душ", выполненные тандемом из Маяковского и Булгакова), когда престарелый букинист прибегал к мало того, что жаргонным, но ещё и безнадёжно устаревшим оборотам, призванных производить впечатление манерой их подачи, о чём успели позабыть однолетки и чем никогда особо не интересовались по-деловому настроенные, нестерпимо целеустремлённые и организованные поколения помладше.
Однако наиболее проблематичным (с точки зрения лечащего врача) оставались галлюцинаторные явления, так называемые, time-travelling events, при которых старик переносился всеми органами чувств и духом своим - к событиям многолетней давности, связанным с перенесённым тогда эмоциональным и душевным подъёмом. События или сцены эти могли предшествовать или наследовать самому переживанию в хронологической последовательности, но неизменно рождали сильнейшие отголоски в старике. Например, однажды утром ему померещился конь, ожидающий его у самых дверей - старик с трудом поднял ногу, пытаясь угодить в стремена, в результате сверзился с четырёх ступеней на мостовую и дожидавшиеся соседей бидоны с молоком, бутыли ирландского виски, а также несколько трепыхавшихся рыбин, завернувшихся по пути кувыркающегося стариковского тела в свежие газеты.
К счастью, букинистов, нередко считающих себе подобных (в том числе букинистов) попросту невыносимыми и совершенно бесполезными созданиями, неспособными на благодарность к носящей их планете и воспитавшим их талантам, общество предпочитает окружать словно призванными переубедить букинистами персоналиями, проявляющими изысканную чуткость и экстравагантное понимание к несоответствиям, обнаруживаемым "фанатиками печатного слова" между Опубликованным и Неопубликованным мирами.
...
Прав ли тот, кто не перестаёт удивляться вещам, едва ли достойным удивления?
Без сомнения, удивление - одно из достойнейших состояний человеческих, одно из самых плодотворных, к тому же. Но явления, оспаривающие у сомнения его право на соприкосновение со всем - не обращаются ли они с течением времени и безнаказанности в святыни? А для удивления святость едва ли не оскорбительна, если приписывается не чему-то внешнему, а его собственной природе.
Святость заключает вещь, человека или событие в ореоле, только в пределах которого, в самом-то деле, существенной остаётся его власть. Влияние, оказываемое святым, потворствует власти недостойных над недостойными (недостойны первые, поскольку прибегают к власти над подчиняющимися ей, недостойны вторые, очевидно, поскольку подчиняются власти, обладающей силой лишь по причине их подчинения).
Святость потому, хотя может служить поводом к удивлению и удивительному, отрицает и то и другое, тем нарушая право на конкуренцию; святость публично заявляет о сотрудничестве, якобы существующем между нею и удивлением, именуя последнее чудом.
Так вот, продолжающий удивляться удивления недостойному может утешить себя в невежестве своём и нецивилизованности одним тем, что ему вовек не быть канонизированным.
.Mais ce qu'elle déplore
Surtout; ce qui la fait frémir jusauùaux genoux,
C'est aue demain..
(Fleurs du mal, Charles Pierre Baudelaire, 1859)
No comments:
Post a Comment