.Comme un flot grossi par la fonte
Des glaciers grondants,
Quand làeau de ta bouche remonte
Au bord de tes dents..
(Fleurs du mal, Charles Pierre Baudelaire, 1857)
Есть совершенно исключительный тип молодых матерей; даже если держать в уме простое знание того, что любая из матерей, пока они молоды, может считаться совершенно уникальным явлением.
Однако говорить о "любой" - значит, не говорить ни о ком и о каждой, то есть не предоставлять вниманию читателя совершенно той информации, что способна освежить читательское же замшелое "чувство собственной важности". Последнее в случае автора будет разрастаться, подобно растительности на дне Индийского океана, вне зависимости от того, сообщит ли писатель то, что желает и в желаемой форме, или предпочтёт утаить какую-то часть, прибегнув к иносказательной манере повествования. Это необходимый риск, на который писателя толкает в первую очередь как раз то, рост и влияние чего риск питает.
Так вот, упомянутый тип матерей (да простят мне матери и то, что полная типология едва ли сформирована на 1\5432101248 - никак не менее 5 миллиардов женщин на нашей планете, правда ведь?): признать их не трудно - этому может способствовать как чашечка крепкого зелёного чая (с соцветием бессмертника, к примеру), так и разворачивающиеся перед сочинителем лирические пейзажи, натюрморты, групповые и индивидуальные портреты, экспозиции и просто "виды" (имеющие отношение к "типам" лишь постольку, поскольку всё в мире может оказаться однажды взаимосвязанным - и после главное уметь развязаться).
Детская площадка, прилегающая к жилому зданию периода царизма, выкрашенному в бледно-зелёный цвет, каковой мог бы быть и неприятным, будучи обнаруженным на одной из частей хорошо известного исследователю тела.
Фигуры, творческую фантазию авторов коих нельзя назвать неподражаемой - то есть не подражающей, не вдохновляющейся заморской мультипликацией (с середины 90-ых и до середины же 00-ых), вступают в культурное противостояние со всем видом строения, и без того мучимое многочисленными внутренними конфликтами (стеклопакеты, кондиционеры, прочее), переживая однако их с истинно царственным достоинством.
Фигуры располагаются на детской площадке, окруженной автомобильной стоянкой, круглогодичными кустами непонятного происхождения и пятью скамейками. Фигуры состоят из нескольких переплетающихся горок и лесенок, увенчанных истерично хохочущей кошачьей головой. С недоступной благородному взору бледно-зелёного здания стороны восседает, раскинув ноги в стороны (платье, к счастью, ниже колен) и воздев очи горе, расплывшись в полнейшем безразличии к культуре улыбки, никто иной как Алиса; правда, из какого-то другого Зазеркалья.
Молодая мать приближается с севера, толкая перед собой пустую коляску; дитя уже вовсю прыть мчится к одному из многочисленных чудищ современной столичной скульптуры. На плечи матери накинута джинсовая куртка, на спине - белый квадрат с чёрными контурами и четырьмя словами, одно из которых английское icon, другое - фамилия то ли итальянского, то ли французского, то ли вовсе "янки" модельера. На стройной фигуре, радуя и глаз и прочие органы чувств, одето светлых тонов (цветочное? птичье? лиственное?) платье, наполовину прикрывающее голени. На стопах - серо-голубые кеды (осеннее небо, отражающееся в лужах на асфальтированной дороге).
Если сказанного доселе недостаточно, то лишь указание на одну из принимаемых молодой матерью поз - может послужить основанием для формирования совершенно отличной от описываемой (и несуществующей) типологии. Молодая мама обнимает ладонями локти, держа руки перед собой так, будто на них мог бы мирно почивать младенец - сестра или брат-близнец того самого беззаботного создания, взбирающегося на глазах у матери по одной из чудовищных лесенок - к одной из неочищенных от погодных условий, следов птичьей жизнедеятельности и других природных катаклизмов, горок.
Перед молодой матерью маячит изношенного вида отец другого ребёнка. Отец снимает видео, или даже проводит прямой эфир при участии собственного чада, мельтешащего за спиной одурманенной Алисы, возможно, никогда не бывавшей в Зазеркалье.
Перед молодой матерью, что прелестно, не возникает нужды в такого рода "социализации" своего ребёнка. Она наблюдает за мужчиной даже с некоторой тревогой, опасаясь, возможно, за здоровье не только собственного, но и других детей, кому не посчастливится оказаться на пути оператора-любителя либо его потомственной модели.
К несчастью, уберечь всех детей молодая мама не может, а обращение к мужчине, ведущему съёмку - чревато потерей тем всего дарованного ему патриархальной системой достоинства. Не остаётся ничего другого, кроме как позвать малютку и отправиться в прогулку по пыльным, забитым автотранспортом и дымящимся от самодовольства ходячим тайм-менеджментом улицам, разогретым сентябрьским светилом - к одной из отдалённых детских площадок, надеясь на лучшее, но готовясь к столкновению с ещё более неприемлемыми манерами.
Дай такой матери волю - она весь город готова обойти в поисках спокойствия и безопасности. Что весьма поэтично.
Ещё один момент - такие матери, что является и отражением их пышущей молодости, всегда чувствуют кто и с какой стороны обратил на них внимание. Правда, чувство не даёт им распознать намерения новоявленного поклонника их материнского таланта, а это для последнего чревато самой мерзкой клеветой.
...
Отрывки из произведений, как одновременно следующая и предшествующая ступень в развитии цитаты - призваны нередко не столько дополнять авторский текст, сколько приоткрывать несущественный для произведения, но не менее властный мир, то, чего не коснулось по той или иной причине повествование, но о чём следовало бы сообщить из простого уважения к читательскому дарованию. Таким образом писатель хочет будто сказать, что читателю есть, чем ещё заняться, кроме как разбрасываться временем, из разу в раз доказывая себе и окружающим свои уникальные способности в употреблении предназначенного к употреблению.
Поэзия, к примеру, хорошо справляется с таковой задачей, когда предшествует или наследует пусть не хвастающейся лиричностью изложения прозе.
Церера, чьи дни давно миновали, Овидиева Церера, пробуждаемая с каждым повторением её имени одарённым пелигном - возвещая о себе словами поэта, обращающегося к ней с вопросом; Церера, судя по всему, Противоречивая, что весьма и непозволительно человечно, лишает в её дни последователей возможности предаваться исполнению эротических фантазий - и это вдруг оказывается связанным (неразрывно ли?) с импровизированной типологией материнства! Выводы могут быть очевидными, а могу скрываться за мнимой доступностью. Как никогда актуален лакановский Che vuoi?, к сожалению, впервые обнаруженный у Жижека.
Ответ мог бы содержаться в цитате Бодлера, его La Serpent qui danse, однако, перефразируя всем известного Сигизмунда: "Иногда пролог - это только пролог".
.Flava Ceres, tenues spicis redimita capillos,
cur inhibes sacris commoda nostra tuis?
(Amores, Publis Ovidius Naso, 16 BC)
No comments:
Post a Comment