Люди, сидящие на лестнице у бывшего кинотеатра. Их не так много, как раньше, и в то же время, эти люди сидят не столько в удобной, сколь в выжидательной позе. Они общаются между собой в обычной манере, но даже невооружённый и лишившийся былой остроты глаз непринуждённости их манер не ввести в заблуждение.
К примеру, парочка. Мужчина, каштановые волосы, аккуратно причёсан, выбрит, но не свежо, в чисто белой футболке, джинсах и женщина, блондинка, без макияжа, в белой же футболке и синего, аналогичного тому, что у партнёра джинсы, цвета брюках, штанины которых заканчиваются на дюйма 4 выше косточки. Ни у одного из парочки нет ничего, напоминавшего бы сумочку. В руках их нет смартфонов, фотоаппаратов, на запястьях нет часов, у женщины на шее золотом сверкнёт изредка тонюсенькая, как 3 переплетённых в косу паучьи нити, цепочка, о наличии или отсутствии кулона или другого украшения на которой сложно судить на таком расстоянии (однако украшение имеет один из трёх возможных окрас); шея мужчины чиста, кожа рук не изуродована татуировками, хотя, если взяться облетать бывший кинотеатр по кругу с диаметром в 121 фут, центром чего выступит сломанный фонтан, расположенный напротив входных дверей - можно заметить, как в мочке мужского правого уха что-то блестит. Слуховой ли это аппарат или серьга, симптом искушённой юности (или растормошенной зрелости), остаётся догадываться.
Совершенно непритязательная парочка, из тех, что внушают доверие к (вновь и вновь) заново изобретаемому христианству на пороге чьего-либо дома, столкнувшегося с двумя неразрешимыми задачами - всё более опустевающий по мере наполнения холодильник и всё более переполняющиеся самым несвоевременным хламом полки, тумбочки, антресоли и кладовые помещения, на избавление от какового хлама не достаёт то ли духу, то ли времени.
Так почему бы этой парочке и не находится в этот самый момент на какой-нибудь мессе, в компании единомышленников (если только единомыслящая парочка ещё нуждается в единомышленниках, верным партнёром большинству из которых выступает Всевышний)? Почему бы, в конце концов, не совершить внеочередное паломничество к местам наибольших пожертвований в этот тёплый сентябрьский вечер понедельника, когда родители ещё не успели проверить, подготовлено ли их детьми домашнее задание, а дети уже становится скучно напоминать родителям, что домашние задания начнутся, как минимум, во второй половине месяца?
Такие люди не преподносят сюрпризы - возможно, что и в удивлении и в неожиданности им мерещится грубое литературное прочтение Нового Завета; по крайней мере, в удивлении и неожиданности, которые прежде всего могут быть таковым для того, кто планирует сюрприз. Ведь куда приятнее быть удивлённым, насколько ненадёжным оказался план, и тем не менее - удовольствие получили, в том числе, и совершенно посторонние люди и мифические завистники со сказочными недоброжелателями, нежели с величайшей гордыней наблюдать за тем, как события развиваются по сценарию, сочинённому и отредактированному никем другим, кроме тебя. Последнее можно сравнить с распространённой в кинематографе (чуть менее - в литературе) сценой - игрой в шахматы в одиночестве.
Если у людей такого сорта нет в руках хлеба или зерна и ты не видишь ничего похожего на сумку - не стоит надеяться на то, что хлеб или зерно появится на раскрытой ладони после того, как та, свернувшись при одном твоём виде, углубится в карман. Аналогично тому, как к прочтению людьми такого сорта предлагается пустопорожний материал, какому ещё в младенчестве ввели вакцину веры, вместе с молоком суррогатной матери, разделившей своё чрево между новорожденным Богом и новорожденным Человеком, так и нашего пернатого брата люди такого сорта скорее попытаются прикормить пустой ладонью, исполненной, без сомнения, благодати, чья материальная и насущная сторона оставляет желать манихейства.
.nomen habes nullum, rives collecte caducis,
nec tibi sunt fontis nec tibi certa domus;
fontis habes instar pluviamque nivesque solutas,
quas tibi divitas pigra ministrat hiemps;
aut lutulentus agis brumali tempore cursus,
aut premis arentem purverulentus humum
(Amores, Publis Ovidius Naso, 16 BC)
Чем безвкуснее (чтобы не сказать "бездарнее") текст, тем большее пространство уделяется цитатам.
Таким образом человечек (чтобы не сказать "автор") пытается замаскировать собственное откровение - случайно выхваченным с полки в книжной лавке, пока букинист отвлечён общением с кем-то равным или приближающемся в читательской иерархии к его "лотосным стопам", томиком советского издания в твёрдой обложке. То есть из, мягко говоря, краденного человек крадёт, и только ради того, чтобы не послужить провозвестником истины или моды на искренность (куда выгоднее, вероятно, прослыть сторонником умудрённого одним только счётом лет, арифметического стоицизма).
К счастью, редкий читатель заинтересуется всерьёз литературным переводом - он скорее воспользуется автоматическим переводчиком, будучи уверенным в собственной проницательности, как и в том, что Публий Овидий Назон, автор "Любовных элегий", оставивший юдоль земную 2 тысячелетия тому назад - может быть другом и никем более, а друзей принято понимать с полуслова (периодически завершая за них сентенции).
Впрочем, тех, кто, следуя логике, к несчастью, примется искать соответствующее место в любом из существующих переводов - ожидает сюрприз, являющийся неожиданностью, поводом к удивлению и для цитатора (как же он близок к диктатору!).
No comments:
Post a Comment